Как рассказал ей Сергей, в полиции Нью-Йорка были изумлены, узнав, что из прибывших к ним пяти (весьма упитанных) милиционеров двое оказались генералами милиции, а остальные полковниками. Столько генералов не было во всей полиции Соединенных Штатов Америки, полковников тоже, и ничего, как-то справлялись, поскольку в США рядовых патрульных называют офицерами, а в полицейских участках работают инспектора и детективы. Сержант полиции — это уже большая начальствующая должность, не говоря уже о лейтенанте и капитане. Капитан полиции приравнивается к нашему начальнику райотдела, а то и УВД города. Такое деление со званиями характерно для крупных городов. Основная масса американцев живет в малых городах и пригороде, и лейтенантов, а тем более капитана полиции они видели только в кино.

В Слобожанск из Нью-Йорка по приглашению начальника областного Управления генерал-лейтенанта милиции Нечипоренко, для обмена, так сказать, опытом, тоже приехали пятеро делегатов, из которых четыре были сержантами и один лейтенант полиции. Так что уровень представительства делегации американских копов был достаточно солидным, несмотря на то, что к разочарованию Нечипоренко, в ней не было ни одного полицейского, равного ему по чину.

Справедливости ради надо отметить, что никакой такой особой надобности в милицейских генералах в Слобожанске не было. Как иронизируют в милиции: все до капитана должны уметь работать самостоятельно и организовать работу подчиненных. Майор обязан знать, где что делается. Подполковник должен уметь отрапортовать о проделанной работе. Полковник может сам найти место в документе, где ему надо расписаться. Генерал должен уметь расписаться, где ему покажут.

Поселили пятерых копов, которые приехали ознакомиться с методами работы слобожанских коллег, как положено в «Интуристе». Большие милицейские начальники в лице двух подполковников милиции, ни слова не понимающих по-английски (потому общаться с иноземцами они могли только через прикрепленную к ним переводчицу), водили американских полицейских по самым дорогим ресторанам, где водка и шампанское лились рекой. Все это было вполне в духе нашего хлебосольного гостеприимства, только вот делиться с американцами милицейским опытом, благодаря которому в Слобожанске была самая высокая в мире раскрываемость преступлений, наши менты не спешили, и, как небезосновательно подозревала Инна, изначально и не собирались раскрывать заокеанским гостям свои профессиональные секреты.

Между тем развлекательная программа для полицейских надо признать была весьма насыщенной и попойками да саунами не ограничивалась. Первым делом им показали евроремонт в областном управлении и современные компьютеры в кабинетах начальников, затем американцев свозили в учебный центр боевой подготовки, где отлично физически подготовленные омоновцы эффектно продемонстрировали приемы рукопашного боя, крушили голыми руками кирпичи и разбивали своими лбами бутылки.

Гвоздем же показательных выступлений бойцов милицейского спецназа стал штурм самого что ни на есть настоящего самолета АН-26, в ходе которого лихо были освобождены от условных террористов условные же заложники. Все это было достаточно зрелищно, со взрывпакетами и оглушительной пальбой холостыми патронами, однако, как же все-таки местная милиция обеспечивает невиданно высокий в мире процент раскрываемости для американских полицейских так и оставалось загадкой. Не знала этого пока и Инна. При подготовке репортажа, у нее вообще создалось впечатление, что слобожанские полисмены, если не считать устроенной ОМОНом показухи на учебном полигоне, только и делают, что гуляют в ресторанах и сидят на совещаниях.

Как корреспондент отдела журналистских расследований, Инна привыкла до всего докапываться сама, потому, всерьез заинтересовавшись вопросом, в чем же кроется секрет столь успешной (со слов Нечипоренко) борьбы с преступностью, она проанализировала ежесуточные милицейские сводки и с изумлением отметила, что с приездом американской делегации уровень преступности в Слобожанске вообще упал почти до нуля.

Этим парадоксом Инна была весьма заинтригована и не поленилась просмотреть сводки за предыдущие месяцы — разница была заметна невооруженному взгляду. Если раньше в каждом районе за сутки обычно регистрировалось в среднем по пять-шесть грабежей на улицах и столько же примерно различных краж, то теперь, если верить сводкам, граждан почему-то совершенно перестали грабить, зато эти же сводки пестрели материалами с загадочной формулировкой: «обнаружила пропажу…».

Инна выделила эти «обнаружила пропажу» в отдельный столбик: полученный результат ее поразил — выходило, что с прибытием полицейских из Нью-Йорка на слобожанских горожан свалилась настоящая эпидемия повальной рассеянности. Правда, если верить тем же сводкам, «растеряшки», как только золотые сережки загадочным образом исчезали из их ушей, тут же проявляли удивительную для рассеянных людей бдительность и сразу звонили в милицию, но, что удивительнее всего, даже с помощью милиции потерянные вещи не находились. И милиция, и несчастные граждане с завидным постоянством только обнаруживали эту самую «пропажу» и больше ничего…

Понятно, что найти в темноте какое-нибудь колечко крайне затруднительно, а если верить статистике, рассеянность поражала прохожих, причем преимущественно представительниц слабого пола в основном в вечернее и ночное время суток. Ну, посеять мобильный телефон — такое ведь с каждым может случиться, но как можно, выйдя из дома «обнаружить пропажу» и не найти неизвестно куда запропастившуюся дубленку, объяснить довольно сложно. Впрочем, представить, как эту дубленку можно «потерять» в двадцатиградусный мороз, было тоже весьма проблематично.

Инна было даже заподозрила, что в городе орудует преступная группа гипнотизеров, другого объяснения, во всяком случае, она не находила. Ведь народ вдруг ни с того ни с сего начал терять то, что в принципе потерять было невозможно: стоило только людям зайти в какую-нибудь темную подворотню — и прямо с потерпевших неизвестно куда исчезали шапки, дамы лишались своих сумочек порой вместе с дубленками и шубами, а однажды несчастная гражданка прямо на улице обнаружила пропажу дорогих сапожек и прыгала по снегу в одних колготах аки заяц, пока не подъехал наряд милиции и не отвез рассеянную дамочку домой.

На очередной встрече руководства УВД с американскими полицейскими, которая проходила в присутствии аккредитированных журналистов, Инна не удержалась и задала Нечипоренко вопрос по поводу столь аномального явления, как резкий рост «обнаруженных пропаж», чем явно застала врасплох этого милицейского генерала, вся грудь которого была в орденах, каких-то значках и медальках.

Впрочем, бравый генерал недолго пребывал в растерянности, не зная что ответить нахальной журналистке, он переадресовал вопрос своему заместителю по общественной безопасности. Мордастый полковник, с отвисшими, как у бульдога, щеками, пустился в пространные рассуждения, болтал ни о чем целых сорок минут, наводя тень на плетень, но в результате ничего так толком и не объяснил. От него Инна лишь узнала о том, что руководство УВД, оказывается, ночей не спит, все думает, как же еще улучшить и без того замечательную работу личного состава: то новую форму придумает, то эмблемки какие-нибудь, вот день дисциплины недавно ввели, это вообще очень нужное и своевременное мероприятие, ну, чтобы подчиненные не расслаблялись и ни о каких шалостях (типа водочки попить) и не думали.

Все это было, конечно, хорошо, но ей так и не удалось выяснить, почему же в Слобожанске самая высокая в мире раскрываемость и, соответственно, самый низкий уровень преступности, и это притом, что патрульных экипажей на улицах было практически не видно, и вообще в техническом отношении нашей милиции было далеко до полиции не то что Нью-Йорка, а бывших стран соцлагеря, как например Польши, в которой Инна была прошлым летом по турпутевке.

Когда закончилась пресс-конференция, генерал Нечипоренко, который очень беспокоился о том, чтобы не ударить перед американцами в грязь лицом, клял про себя ушлую журналистку, задавшую ему столь провокационный вопрос, последними словами. И как она только разнюхала, удивлялся он, в чем состоял, кстати, давно применяемый в милицейской практике «метод» снижения уличной преступности, который заключался в том, что при регистрации грабежи скрывались от учета под туманной формулировкой, что мол потерпевшего не ограбили в темной подворотне, а типа он «обнаружил пропажу».

Показать американцам нашу милицию в выгодном свете задача была весьма сложная, если не сказать невыполнимая. Кроме всепогодных гаишников, охотящихся с радарами за нарушителями правил дорожного движения, увидеть на улицах города патрульно-постовой наряд милиции, не говоря уже патрульных автомобилях, было проблематично. На весь Слобожанск было по одному ржавому УАЗу на роту ППСМ, коих было девять, по числу административных районов. Показывать эти УАЗы американским полицейским было нельзя, чтобы не позориться перед ними. Постовых, одетых кто во что горазд, поскольку в МВД с обеспечением форменной одеждой личного состава были постоянные проблемы, и милиционеры занашивали форму до дыр, заезжим полицейским тоже лучше было не видеть. Контраст между цивилизованным полицейским и нашим пэпэсником был разителен.

Нечипоренко съездил прошлым летом по туристической визе в Японию и был поражен работой тамошней полиции. В Токио полицейские стояли на каждом шагу. В белоснежных перчатках, приветливые, казалось, только и ждали, что ты к ним обратишься, и будут помогать в самых пустячных вещах. К Нечипоренко, закурившему на улице, где оказалось, курение было запрещено, подошедший полицейский вежливо сообщил ему об этом, и, предупредив, что курение может повлечь штраф, предложил затушить сигарету и протянул портативную пепельницу. У генерал-майора милиции от такой обходительности невероятно учтивого стража порядка глаза на лоб полезли. Но это было еще не все. Не зная ни бельмеса ни по-английски, ни тем более по-японски, Нечипоренко жестами попытался узнать у токийского полицейского, где же можно покурить? И полицейский показал ему специальное место, пройдя для этого с ним два квартала, после чего откланялся и исчез...

Представить себе, что когда-нибудь в обозримом будущем так же учтиво будут себя вести с правонарушителями наши милиционеры, Нечипоренко, сам начинавший службу с постовых, представить не мог при всем желании. Зато, утешал он себя, по показателям наша доблестная милиция впереди планеты всей. Наивные полицейские подозревали, что с этими впечатляющими показателями что-то не так, но факт оставался фактом: получалось, что генералы МВД не зря свой хлеб с икоркой едят, раз процент раскрытия преступлений в Слобожанске был на порядок выше, чем в любом другом уголке мира. Полицейские, столкнувшись с этим феноменом, вынуждены были признать, что умом нашу страну действительно не понять…

Нечипоренко, готовясь к встрече с американскими копами, долго ломал голову, как бы убедительней объяснить им причину собственных успехов на ниве борьбы с преступностью. И так и эдак выходило, что это исключительно его, генерала, заслуга, но прямо сказать такое — выглядело бы с его стороны вроде как нескромно. Лично генерал был искренне уверен, что без недремлющего начальствующего ока личный состав тут же бросится безобразничать и бездельничать, а значит, завалит все показатели!

Ну где это видано, чтобы сержанты милиции сами по себе, без проверяющих и контролирующих офицеров, службу несли? Такое и представить себе было невозможно, при пяти начальниках на одного рядового милиционера умудряются спьяну оружие потерять, а ежели контроль отменить, то и представить страшно, перестреляют же кретины самих себя! Нечипоренко еле усидел в своем кресле после последнего ЧП, да и то, как еще там министр посмотрит? Вряд ли тут простым выговором отделаешься.

Случай был не для прессы и, конечно, не для ушей американцев. Всех виновных уже давно уволили, но кто-нибудь мог и проговориться, поэтому такое важное дело, как составление списка лиц, допущенных к общению с иностранными копами, генерал утверждал лично.

Происшествие было действительно из ряда вон. Был обычный будний день, но надо же было такому случиться, что сержант Ломакин заступил на ответственный пост в свой день рождения. Получив оружие, Ломакин со своим напарником Петровым решил, естественно, это дело обязательно отметить.

Господа сержанты несли службу по охране полигона центра боевой подготовки, дело важное, конечно, но беда заключалась в том, что сей замечательный полигон располагался в глуши лесопарка и проверяли его командиры весьма редко, можно сказать, вообще не проверяли. Где же бензина столько набраться — ездить в другой конец города? Поэтому командир роты ограничился телефонным звонком на пост и спокойно отправился домой, а сержанты, прихватив еще по дороге на важный объект пару каких-то незнакомых девах, добросовестно доложили командиру, что все «о’кей», и принялись праздновать, то есть пить водку литрами. Что было дальше, Петров помнил с трудом. То ли девок с именинником не поделили, то ли еще чего, но возник спор: кто кого круче. Обыкновенный пьяный базар мог бы закончиться обычным в таких случаях мордобоем, если б не табельное оружие, будь оно трижды неладно!

Дамы, когда сержанты стали хвататься за пистолеты, разбежались от греха подальше, ну а милиционеры подвели итог. И все бы для них закончилось благополучно, не считая полученного от случайных подруг легкого триппера, если бы у именинника не заболела под утро голова. Петров припомнил, что в армии старослужащие рекомендовали от этой беды один оригинальный способ: приложить к виску ствол, и в голове сразу должна ощутиться прохлада, типа легкий ветерок, от которого боль в голове улетучивалась как бы сама собой.

«Но ты, Ломакин, небось, зассышь!» — икнув, высказал сомнения в отваге друга Петров. Ломакин до глубины души был возмущен недоверием напарника. Утихший было с бегством девчат спор возобновился с новой силой. Патрульные долго ругались, но в конце концов решили спор весьма оригинально — провести сложный эксперимент. А именно, взять и приложить пистолет к голове, только не просто так, так и всякий дурак сможет (милиционеры же себя считали очень умными), а по-настоящему, передернув затвор, с патроном в патроннике… С чего это вдруг пистолет возьми да и бабахни, Петров понять не мог, но результаты научных изысканий в области лечения головной боли впечатляли — мозги Ломакина разлетелись по всей поляне… Голова же у пациента больше не болела… никогда, что и требовалось доказать…

Кроме этого чрезвычайного происшествия во вверенном Нечипоренко ведомстве творились и другие, не менее вопиющие, безобразия. Ну не рассказывать же копам, что их коллеги менты кое-где у нас порой работали на два фронта. Нечипоренко давно стал замечать, что стоило ему объявить на оперативном совещании о проведении на рынках города о какой-нибудь очередной профилактической операции, как тут же, не успевали начальники подразделений выйти из его кабинета, о запланированных милицией мероприятиях уже знала каждая базарная торговка. В результате, в сети проводимой операции попадала только мелкая рыбешка, а хорошо организованная рыночная мафия на период милицейских рейдов просто закрывала свои торговые точки.

Кто мог предавать интересы службы и столь быстро сливать секретную информацию мафиозным группировкам, особо гадать не приходилось: естественно же тот, кто этим группировкам «крышевал».

В мире бизнеса иметь покровительство таких милицейских контор, как управление по борьбе с организованной преступностью или особо привилегированного УВБ (управление внутренней безопасности), считалось верхом крутизны.

Милицейская «крыша» защищала коммерсантов не только от наездов конкурентов, но, что самое замечательное, и от Фемиды, в случаях, если господа бизнесмены были не совсем в ладах с законом. Так что неприкасаемостью сегодня могли похвастать не только народные избранники, то бишь, депутаты, а и крутые бандиты, нашедшие общий бизнес-интерес с правоохранителями. Раз есть спрос на «неприкосновенность», то за предложением дело не станет, весь вопрос лишь в цене и ментовские или прокурорские «крыши», как самые крутые, были и самыми дорогостоящими.

Американские полицейские знать о подобной специфике правоохранительной деятельности слобожанских ментов, разумеется, были не должны…

© Александр Ковалевский. Отрывок из романа КЛАН